Тем, кто застал в Москве прежний храм Христа Спасителя, здание вспоминалось огромной белой глыбой. Кто-то сравнивал его с айсбергом, другие - с большущей сахарной головой. Светлая одежда храма стала чуть ли не главным его опознавательным знаком, и этот знак, несмотря на утрату самого здания, продолжал храниться в людской памяти.
Строительство храма с самого начала "вызывало желание употребить в дело преимущественно такие материалы, которые находятся в России". Быстрее всего решилось дело с бутовым камнем для фундамента: выбирали тот, который брать сподручнее и возить поближе, - григоровский известняк в верховьях Москвы-реки возле Вереи. Село Григорово в 80 верстах от Москвы приметили еще когда намечали поставить храм Христа Спасителя на Воробьевых горах. С 1823 года начали разрабатывать григоровский известняк, тогда же "было приступлено к соединению верховья реки Москвы каналом с нижним течением", и 55 вновь построенных барок доставили "к месту строения до 1200 кубических саженей камня" (свыше 11 тысяч кубометров).
Когда стройка на Воробьевых горах прекратилась, в Григорове прервали добычу камня, ее возобновили лишь через полтора десятилетия для строительства храма на теперешнем его месте. Купец Пегов доставил из Григорова нужные для фундамента 3000 кубических саженей бутового камня (почти 30 тысяч кубометров) с оплатой по 175 рублей за сажень. Здесь были и заготовки, сделанные еще для Воробьевых гор. Камень пролежал в Григорове пятнадцать лет, "в беспорядке и в тесноте наваленный".
Кирпич для собора готовили в разных подмосковных местах. На стены толщиной 14,5 аршина (почти 3,2 метра) ушло в общей сложности 40 миллионов кирпичей.
По мере того, как поднимались кирпичные стены, нарастала нужда в облицовочном камне. Однако его выбор вызвал затруднения. Появились мнения, что "несмотря на минеральное богатство, которым обладает Россия, несмотря на разнообразие и несомненное превосходство над каменными чужеземными породами относительно употребления их для зданий северного климата, этот источник народной промышленности остается мало разработанным".
Тем самым будто игнорировалось многолетнее использование белого известняка в русском каменном деле и зодчестве. Но именно этот камень с Русской равнины пошел на соборы во Владимире, на церковь Покрова на Нерли. С ним позднее поднялась белокаменная Москва.
Известняк для древних строителей оказался удобным во всех отношениях. Его залежи находили повсеместно, это позволяло обходиться без дальних трудоемких перевозок. При добыче получали не только сам камень, но и известь, которая шла в раствор для кладки. Удобно было и то, что камень залегал неглубоко, его ломку обычно начинали в оврагах или в речных долинах, где закладывали первоначально так называемые точильные рвы. Снимали слой почвы "аршин на пять вглубь" (примерно четыре метра) до верхнего каменного слоя, который "подбивали просеками", затем поднимали ломами, разбивали молотом - "кулаком" и железными клиньями на отдельные блоки. Их вынимали двадцать человек с помощью "маяка" и "трубки" - приспособлений, напоминающих ворот.
Если требовалось действовать под землей, то начинали с того, что рыли ямы до слоя известняка. Затем в нем пробивали продольные штольни шириной до 8 и высотой до 2 метров. Добытые блоки вытаскивали на поверхность, а отходы плотно укладывали по бокам выработки. В центре штольни оставляли проход не менее 1,5 метра, чтобы перетаскивать блоки. Штольни, как правило, не крепили, а камень выламывали отдельно по слоям, чтобы не задеть залегавшие между слоями глину или мергель.
Добытый известняк сравнительно легко разделывали на блоки нужных размеров. Камень хорошо поддавался обработке, был достаточно устойчив к воздействиям воды, ветра, перепадам температуры, сохраняя долгое время разные узоры.
Самыми давними и известными российскими каменоломнями слыли Мячковские карьеры на реке Москве, откуда белый камень шел даже для царских построек. Только за десятилетие, с 1660 по 1670 годы, царский двор получил из Мячковской волости 80 тысяч штук белого камня. Потому еще с XV века Мячковские карьеры были наделены статусом "государева каменного дела". Со временем по примеру Мячкова известняк стали добывать во многих подмосковных местах: в окрестностях Тучкова, Подольска, Домодедова, Коробчеева, Шурова, Дубенков.
Однако с середины прошлого века, в самый разгар постройки собора, употребление белого камня в российском строительстве быстро пошло на убыль. Тому причина - появление более эффективного, чем ломка вручную, взрывного способа разработки залежей камня. Но взрывы не подошли для белого известняка. Он обычно залегал сравнительно тонкими слоями, которые к тому же чередовались с мергелями и глинами. Взрыв в этом случае обрушивал вместе со слоем камня и ненужную породу, перемешивая их.
А еще быстро крепнувшие железные дороги стали к тому времени скоро и дешево доставлять издалека отделочный камень. В результате гранит, мрамор, габбро, добытые взрывом на Урале, на Украине, на Кавказе или даже за рубежом и привезенные по железной дороге, зачастую оказывались выгодней белого подмосковного известняка.
Пришлось каменоломням в Средней России свертывать свое хозяйство; Мячковские карьеры, к примеру, вовсе прекратили ломку известняка для облицовки, оставив только заготовку бутового (фундаментного) камня и извести. Лишь изредка мячковский известняк избирали для отделки, как, скажем, для особняка Морозова, построенного в конце прошлого века. Таким же штучным, редким заказом выглядела отделка Казанского вокзала известняками Коробчеевского месторождения возле Коломны, Киевского вокзала - темно-серыми известняками Шимординского месторождения вблизи Калуги, а также Верхних Торговых рядов нынешнего ГУМа - известняками Казначеевского месторождения на Рязанщине.
Эти отдельные эпизодические облицовочные работы не меняли общей картины, которая складывалась не в пользу подмосковного отделочного камня, позволяя современникам считать, что "дешевизна заграничных мраморов... имеющих огромнейший и постоянный сбыт, дает значительный перевес в употреблении заграничных мраморов перед русскими, которые как по их высокой цене, так и по неиспытанным их качествам мало применялись в архитектуре".
Тем не менее те, кто заправлял стройкой, может быть, и сам архитектор Константин Тон, остановились на ближнем, свойском, подмосковном мраморе. Для внешней одежды собора был "избран (по близости места нахождения, удобству доставки, соответствующим размерам и достоинству) мрамор беловатого цвета, в неполированном виде, открытый в недалеком от Москвы расстоянии, Коломенского уезда, при селе Протопопове". Решение было смелым, поскольку впервые для столь ответствен ного сооружения выбрали камень "нигде до того времени в наружних частях строений не употреблявшийся". Протопоповский мрамор, на сегодняшнем геологическом языке - доломит подольского горизонта среднего карбона, обнаружил весьма ценные свойства. Камень при своем относительно небольшом удельном весе - 2,4 г/смз отличался однородным строением, плотным и однообразным изломом, достаточным сопротивлением выветриванию и выцветанию, способностью полироваться; "что же касается до крепости, то, по сравнительному опыту с самым твердым железного вида кирпичом, новооткрытый мрамор представлял в четыре раза большее сопротивление ломающей силе".
Добычу белого протопоповского камня на левом берегу Оки в окрестностях Коломны развернули широко, сразу на трех участках. Известняк залегал на уровне воды в реке и ниже, потому пришлось отделить карьер от берега насыпным валом. Камень брали узкой полосой вдоль реки. Здесь соотношение вскрышной земли и каменной толщи оказалось наиболее благоприятным.
Саму же облицовку разные лица финансировали и заказывали мастерам по частям. Так, санкт-петербургский и гельсингфорсский купец Синебрюхов выламывал, обделывал и доставлял камень для облицовки цоколя, купец Петров устроил карниз, купец Яковлев - аттик, гжатский купец Молчанов облицевал парапет.
Высокие свойства протопоповского мрамора позволили создать выдающееся декоративное убранство - белоснежную облицовку, покрытую резьбой со множеством деталей. Даже такие сложные скульптурные формы, как горельефы с почти полными фигурами, как бы прислоненными к стене, обычно выполняемые из бронзы, на этот раз резали из камня - за 17 лет создали 48 горельефов. В камне были выбиты и надписи, отполированные до желтовато-золотистого цвета так, что каждая буква ярко выделялась на беловато-матовом фоне.
Светлые резные одежды собора как бы ввели здание в круг древних белокаменных знаменитых построек, наделив его величественностью и возвышенностью.
Если при внешнем оформлении храма удалось выдержать принцип "материалы из недр Отечества", то этого нельзя сказать о внутренней отделке. Для нее кроме двух пород своего мрамора - темно-зеленого лабрадора из Киевской губернии и темно-красного шокшинского порфира из Олонецкой губернии - использовали итальянский камень: белый с жилками - "ординарио", голубоватый - "бардильо", красно-пестрый - "порто-санто", а также желтый сиенский и черный бельгийский мраморы.
Когда в советскую пору решили взорвать храм Христа Спасителя, то для начала Институт минерального сырья тщательно изучил внешнюю мраморную облицовку и определил ее химический состав и физико-механические свойства. Специалисты пришли к выводу, что известняк "простоял в облицовке храма более 70 лет с полной сохранностью механической прочности".
Затем протопоповский мрамор со всеми его узорами сняли с собора и увезли на завод НКВД в Хамовники. Здесь пилы превратили резную облицовку в плиты. А они в свою очередь пошли на отделку здания Совета труда и обороны, в котором потом поселился Госплан, а в наше время - Государственная Дума.
Часть внутренней отделки собора пустили на оформление станции метрополитена "Охотный ряд". Здесь несущую часть пилонов облицевали белым итальянским мрамором "ординарио", боковые стороны - голубоватым "бардильо", финским красным гранитом с цоколя собора обрамили уличные вход и выход станции "Охотный ряд", встроенные в здание гостиницы "Москва".
В наше время при воссоздании храма Христа Спасителя выяснилось, что возврат к протопоповскому мрамору невозможен. Сам карьер по завершении строительства собора просуществовал недолго: мощность вскрышных пород настолько возросла, что пришлось прекратить добычу мрамора. Нынешние землеройные механизмы могли бы снять породы и добраться до мрамора, но месторождение камня к сегодняшнему дню оказалось в черте Коломны под городскими кварталами.
Правда, еще сорок лет назад одна из геологоразведочных экспедиций установила, что пласт протопоповского мрамора протянулся в юго-западном направлении и выходит почти на поверхность на берегу реки Коломенки у деревни Дубенки. Исследования показали, что внешний вид, химический состав, физико-механические свойства протопоповского и дубенского доломитов одинаковы. Потом установили, что дубенский камень вполне пригоден для резных каменных деталей и скульптур. Казалось бы, за чем дело стало, тем более, что сохранились выработки, где еще в конце прошлого - в начале нынешнего века добывались блоки дубенского доломита.
Но и от этого камня пришлось отказаться. Причина станет понятна, если внимательно осмотреть здание Государственной Думы в Охотном ряду с протопоповским мрамором, снятым с прежнего, взорванного храма. Мало кому придет в голову назвать белым это здание, поскольку его облицовка стала темно-серой. Тому причина - нарастающая агрессивность городской среды в Москве, особенно выбросы серы, которыми грешат промышленные предприятия, теплоцентрали, автотранспорт. Сера под влиянием воздуха и влаги превращается в серную кислоту, которая в составе кислого дождя обрушивается на известняк, заставляя его сначала темнеть, затем разрушаться.
Для воссоздаваемого храма Христа Спасителя решили не готовить облицовку в Подмосковье, а искать особо стойкий белый мрамор. Распоряжался этим Московский камнеобрабатывающий комбинат. Он появился на канале Москва - Волга более чем полсотни лет назад, как придаток главного строителя канала - Дмитровского исправительно-трудового лагеря, или Дмитлага. Специалисты и рабочие обосновались в поселке "Гранит" на станции Долгопрудной и стали одевать в камень монументальные шлюзы. Потом жители поселка отделывали разные столичные здания. И вот теперь - собор.
Львиная доля светлых мраморных плит шла для него с Южного Урала из поселка Коелга, что в 80 километрах от Челябинска. Теплый, мягкий протопоповский камень, что и говорить, красив, сказал заместитель Генерального директора АО "Коелгамрамор" Л. Кондратьев, но он по многим своим данным сильно отстает от уральского. У коелгинского камня водопоглощение в 11,5 раза меньше, чем у подмосковного доломита, при примерно равной массе, пористость в 9,3, а предел прочности почти в 4 раза выше. Еще два года назад Американская ассоциация тестирования материалов, исследовав уральский камень, сделала заключение: "Показатели коелгинского мрамора по абсорбции, плотности, абразивной устойчивости, прочности и другим показателям выше или на уровне таких известных мраморов, как "бианко", "каррара", "вай джорджия", "бермент верди" и других". Справедливость заключения подтверждается, по словам заместителя директора Л. Кондратьева, таким маневром итальянских предпринимателей: они не раз покупали уральский камень и продавали в другие страны как свою "каррару" или "бианко".
Мрамор в Коелге добывают с 1926 года. К сегодняшнему дню здесь в котловане площадью 500 квадратных метров на глубине 50 метров берут примерно 50 тысяч кубометров в год, при общих запасах почти в 16 миллионов кубометров. Этот белый мрамор Коелги видели сотни тысяч людей, хотя название поселка известно далеко не каждому. Все крупные заметные здания Москвы последней поры: Кремлевский Дворец съездов, здание правительства России, известное как "Белый дом", Министерства обороны на Арбатской площади, Министерства внутренних дел на Октябрьской площади, комплекс на Поклонной горе - облицованы этим камнем. Белый уральский мрамор украсил подземный зал станции "Пушкинская" столичного метрополитена, им отделаны станции "Сокольники", "Чистые пруды", "Кропоткинская", "Александровский сад" и другие. Использован коелгинский мрамор и за рубежом, в частности в Женеве, для облицовки здания Всемирной организации здравоохранения.
Насколько долго сохранится белый цвет собора, покажет время, но на примере Кремлевского Дворца съездов, построенного еще в начале 70-х годов, можно считать, что облицовка из коелгинского мрамора неплохо держит светлый цвет.
Заказ для московского храма по меркам уральцев был крупным - 8 тысяч квадратных метров, но вполне посильным для Коелги: в год карьер дает 200 тысяч квадратных метров мраморных плит. На этом заказе обкатывали технологию резки мраморных блоков машинами, сделанными по соседству, в городе Реже Свердловской области, на бывшем военном предприятии, а ныне ТОО "Эксперимен тальный завод". Предприятие сумело быстро покончить со своей оборонкой и стало выпускать куда более полезную продукцию - алмазо-канатную машину "Надежда", буровой агрегат "Виктория" и буровые установки "Камея" и "Гемма". Миниатюрный комплекс этих машин был представлен на выставке "Интер - камень", организованной Экспоцентром. Двенадцать агрегатов из Режа действуют в карьере Коелги. Установки "Камея" или "Гемма" бурят скважины, обозначая угол пласта. Камнерезная машина "Надежда" своим канатом, на который нанизаны втулки с алмазным напылением, выполняет продольный разрез на двухметровую глубину, чтобы отсечь от толщи пласт мрамора; "Виктория" подрезает сам пласт толщиной 2 метра. Еще одна "Надежда" делит пласт поперек на квадратные двухметровые блоки. Уральскими машинами заинтересовались, по сообщению директора завода А. Я. Гармса, добытчики камня в Индии и в Испании.
Впервые резать камень тросом с алмазными бусинами начал двадцать лет назад в мраморных карьерах Каррары итальянский инженер Луиджи Мадригали. До этого камень из карьера извлекали тяжелыми стальными кругами. Когда они вращались, на металл сыпали абразив - песок. Все вокруг страдали от постоянного неимоверного скрежета. Стальной трос с алмазными бусинками стал резать мрамор, как масло, без всякого шума и вдвое быстрее.
Итальянцы, остающиеся законодателями камнеобработки, идут дальше. Они все чаще отказывают ся от двухметровых кубов и вырезают блоки длиной по двадцать метров. При расчленении такого блока на более мелкие части легче выявить и учитывать внутреннюю структуру камня.
Коелга готовила для московского храма в основном плиты толщиной 70 и 160 мм, заметим - с шероховатой поверхностью, как у протопоповского известняка, а также заготовки для колонн, кокошников, арок. Саму же тонкую резьбу по камню вели в Москве.
Среди других видов камня, которые стали и станут убранством храма, серый гранит. Им облицован стилобат, создающий иллюзию некогда существовавшего здесь холма. Для цоколя густо-красный гранит получили примерно из того же месторождения, где брали камень сто лет назад. Правитель ство Москвы выделило средства для восстановления здешнего заброшенного карьера.
В январе 1996 года Отделение скульптуры и Товарищество скульптуры Российской академии художеств начали готовить скульптурные композиции для фасадов храма. Более 40 художников заняты этим сложным делом. Они с помощью современных средств электронного сканирования воссоздают 42 горельефные композиции высотой в 4 метра. Моделями для новых горельефов служат чудом сохранившиеся композиции, снятые со стен перед взрывом. Потом эти композиции отреставрируют и поместят в музей храма. Посетители смогут сравнить белые, как весь храм, прежние и нынешние камни.